Колючая звезда [= Сестры Бьюмонт ] - Лиз Филдинг

Руки Клаудии задрожали, и блюдце, которое она вытирала, выскользнуло. Мак быстрым движением перехватил злосчастное блюдце, и их пальцы, руки и плечи соприкоснулись.

– Мы что, собрались перемыть все содержимое кухни? – спросила она, лишь бы что-то сказать, и отшатнулась, оставив его с пойманным блюдцем в руках.

– Ну, и ночи не хватит. Я просто подумал, не можем же мы вкушать наш честно заработанный ужин из запыленной посуды, тем более что и вода горячая есть. – Он забрал у нее влажное полотенце и повесил его сушиться. – Кстати, ужин не грозит слишком уж затянуться. Может, вы хотите выпить? Здесь где-то была бутылка вина.

Не дожидаясь ответа, он вынул из гнезда факел и спустился в кладовку. Через минуту вернулся с двумя бутылками, которые в тепле кухни сразу покрылись испариной.

Протянув руку, она с любопытством прикоснулась к одной из них. Действительно, холодная.

– Все удовольствия цивилизации, несмотря на отсутствие электричества.

– Цивилизация вряд ли отказывала себе в удовольствиях до того, как появилась государственная энергосистема и изобрели холодильники. В Италии еще в шестнадцатом веке делали мороженое. Я не уверен, что смогу вам подать сегодня мороженое, но с охлажденным в глубоком подвале вином проблем нет. Вам красного или белого?

– Белого, пожалуй.

Он откупорил бутылку, наполнил два бокала и один передал ей.

– За что выпьем?

Клаудия всмотрелась в глубину бокала.

– Почему вы все это делаете, Габриел? – Она подняла тяжелые веки и посмотрела на него. – Почему возитесь со мной, создавая себе столько трудностей, когда мы оба понимаем… Я, во всяком случае, понимаю, что вы не уверены, стою ли я хотя бы пары минут вашего времени?

– Разве я вам это говорил?

– Вы вообще ничего не говорите, но зато очень громко думаете. – В воздухе возникло такое напряжение, что затрепетали язычки свечей. – Все время говорю я одна, даже слишком много говорю. Впрочем, ведь я существо, имеющее репутацию легкомысленного человека.

– Ну, возможно, этот стиль поведения вам нравится, потому что вас не особенно занимает, что люди о вас подумают. Не важно, ошибаются они или нет, вам все равно. – Он указал на дверь. – Знаете, ужин не поспеет быстрее, если за его приготовлением пристально следить. Может, устроимся поудобнее?

Клаудия безмолвно переместилась в гостиную, скинула туфли и с ногами забралась в одно из кресел В камине, выбрасывая искры, потрескивало горящее дерево, но языки пламени давали более света, нежели тепла. Да тепла и без того хватало.

Она молча наблюдала, как он усаживается напротив нее, скрестив длинные ноги, которые заняли все пространство между их креслами. Когда он устроился, глаза их оказались на одном уровне, и ей не приходилось теперь смотреть на него снизу вверх, но заглянуть ему в глаза ей что-то мешало. Габриел задумчиво смотрел на перебегающие по дереву язычки пламени.

– Ну? – тихо напомнила она о своем присутствии и о том, что он так и не ответил на ее вопрос.

Он не стал делать вид, что не понимает, о чем она толкует.

– Я уже говорил вам, это дело касается и меня.

– Вы пошли на все эти трудности просто потому, что кто-то запихнул мою разорванную фотографию в один из ваших парашютов? – Он что, думает, она в это поверит? – Вы знали, что это мог быть один из телевизионщиков. Почему же не обсудили этого с Барти Джеймсом, когда увидели его на следующий день? Он бы дал вам список всех, кто там присутствовал.

– А если это сам Барти Джеймс? – предположил Мак. – О таком варианте вы не подумали? – При этих словах она усмехнулась, и он ответил ей тем же. – Возможно, вы правы. Он вряд ли имеет отношение к порче сценического костюма. Но запрашивать у него список его съемочной группы нужды не было. Каждый, кто находился на аэродроме, регистрировался моей охраной, так что у меня есть собственный список. Не хотите просмотреть его? Может, чье-то имя натолкнет вас на какие-нибудь соображения?

– Не исключено.

Ей показалось, что сейчас он и заставит ее заняться проверкой списка, но у него по этому поводу были иные соображения, он отставил бокал и, выбравшись из кресла, предложил:

– Может, мы поужинаем здесь, как говорится, перед камельком?

Нежное тепло совсем разморило ее.

– Прекрасная мысль, – пробормотала она.

Он притащил с другой стороны комнаты низкий столик. Она хотела подняться и предложить помощь по сервировке, но он остановил ее.

– Предоставьте это мне, вы моя гостья.

И только когда Габриел удалился в кухню, она подумала, что он так и не ответил на ее вопрос. Удивляясь самой себе, она рассмеялась.

– Что вас так рассмешило? – послышался его голос.

– Вы не поймете.

– Неужели? – Он появился с подносом и, наклонившись, чтобы поставить его на стол, пристально посмотрел на нее. В его взгляде было что-то пугающее. Он более настоятельно требовал ответов на свои вопросы, чем она. – Попробуйте все же объяснить мне.

– Да нечего объяснять. Ничего существенного.

Она подумала, что начинает подражать ему. Оставляет вопрос без ответа. Отворачивается от проблемы. Наверное, это заразительно. Габриел, конечно, хороший человек, но интересно, как он отнесется к нападкам на собственную персону. А выяснить это можно только путем проверки. Клаудия подняла голову, вскинула подбородок, немного подбодрила себя и посмотрела ему прямо в глаза.

– Просто я заметила, что, о чем бы личном ни спросила вас, вы всему умудряетесь придать статус государственной тайны.

– И вы находите это смешным?

Его взгляд тотчас напрягся. В свете каминного огня синие глаза его потемнели. Но нет, она не станет пугаться. Не желает. Ее не собьешь с толку.

– Ну, смешно, не смешно… Просто мне интересно, вас что, в армии специально натаскивают на это? На тот случай, например, если вы попадете в плен. Или это у вас талант наследственный, передающийся в роду военных из поколения в поколение? Как актерство в роду Бьюмонтов. – Молчание, последовавшее за этим, не сулило ничего хорошего, и она внезапно утратила хладнокровие. Склонив голову, она посмотрела на поднос и сказала: – Выглядит хорошо.

Она выразилась достаточно четко. Попала в десятку. Несомненно одно – солдатские навыки въедаются в душу военных навечно. Поднос с едой, и тот выглядел у него, если можно так сказать, по-военному. Даже колбаски выложены с армейской четкостью.

Клаудии трудно было представить его лохматым, свои густые короткие волосы он носил так, что нигде не выбивалось ни прядки, любая одежда всегда сидела на нем безукоризненно. Да и сам он так выдержан, так невозмутим, так сноровист и ловок во всем, что делает, – целует ли женщину или готовит еду. Казалось, он способен действовать с завязанными глазами – и женщина осталась бы довольна, и еда под его руководством радостно жарилась бы и парилась на огне.